Показала Сарасвати векшам как сглаз водою смыть, как от помыслов дурных защититься, да многим других премудростей. Полюбилась она всем в селении за добрый нрав свой, за советы мудрые, за слова ласковые. Но более всех полюбил ее Брама и проводил подле нее все свое время. Да пришла пора Сарасвати обратно в поток возвращаться, огорчились векши, стали молить ее остаться с ними, чтобы и дальше советом да делом вести их путями светлыми. Больше всех Брама молил, и вняла она мольбам его, ибо красив и умен был Брама, да и люб ей так же, как и она ему.
Счастье пришло на Авекшу, и радовались все тому: и стар, и млад. Только Сарасвати порой задумчиво смотрела в небо, на иные миры в нем отраженные. Знала она, что, покинув один из потоков, нарушила тем самым общее течение, и русло времени-реки чуть изменилось.
И вот однажды столкнулась зеленая река с рекой молочной, вспенились их воды, не давая друг другу войти в свое русло. А одна из волн прямо к лотосу священному обратилась. Кинулся Яма дочь защитить, да раньше него Брама на пути волны стеной встал. И сошлись вода с пламенем золотым, да взмыл вверх столб света, всех вокруг ослепивший. Как только смог Яма глаза открыть, не нашел нигде побратима, только кровь золотыми каплями что росой на спящую Мьялиг выпала.
Ночь, день и следующую ночь рыдала безутешная Сарасвати, и слезы ее чернотой падали в воды, где пропал сраженный волной Брама. На второй день созвали векши совет да решали, как быть, а быть стало войне. И пришли войска к стыку рек, и встретили там воинов племени иного. Походили они на векш, только кожа их была красна что огонь, да ни рогов, ни клыков те не имели. Не по нраву пришлись племена друг другу, и окрасились воды белой реки в алый цвет, и зеленой — в бирюзовый. И пили воины с красной кровью из чужих вод, чтобы набраться выдержки врага. И пили воины с синей кровью из алых вод, чтобы набраться ярости. Смешались цвета, народились странные дети, вышли они к стыку двух рек да в глаза друг другу смотрели. И были у тех, что с железом в крови, глаза цвета неба, а у тех, что с медью, цвета огня. Но теснили в новом бою огнеглазые синеглазых, и белая река все чаще становилась алой, постепенно стирая входящих в нее, как и мир, где она протекала.
И воззвали красные воины к демону пламенному, услышал тот мольбы да замыслил недоброе. Кинул он тело свое меж мирами, отрезав векшам путь к реке белой, куда унесло тело Брамы. Узнала о том Сарасвати, слезы ярости из глаз ее прекрасных брызнули, да родившимися из слез тенями благословила она воинов векшских, Яме же еще и силу свою водную дала, чтоб защитить пред врагом огненным. А потом взяла тело свое да бросила в огненную стену меж мирами, превратив его во Врата. И прошли обретшие силу новую воины в реку белую, и теснили врага, да только Браму все одно не могли отыскать. Тогда покинул войска Яма, решив вернуться к лотосу священному и из крови, на Мьялиг пролитой, руну сотворить, дабы привела кровь золотая к владельцу своему — к Браме.
Воспользовался его отлучкой коварный вождь краснокожих, Калки прозванный. Обратился он снова за помощью к демону пламенному да обменял сердце черствое на силу божественную. Но не только Калки силу новую приобрел — еще сестер его с братьями одарил Агни. Вновь собрали краснокожие войска да двинулись на воинов, что пытались Браму разыскать. Обманом и коварством демонопоклонникам удалось победить векш, и лишь единицам выживших удалось вернуться за Врата.
Не обрадовался победе Калки, мало ему показалось. Собрал он войско больше прежнего и повел в Авекшу, дабы истребить всех векш от мала до велика. Прознал про то Яма и сам встретил войско то грозное, надеясь уговорить краснокожих обратно повернуть. И сколь бы коварными не были речи Калки, удалось Яме перехитрить его да выпросить себе силу демона огненного, за бога в реке белой почитаемого. Мол де выйдет из силы той ключ, чтоб Врата запереть. Сколь коварен и силен был Калки, столь же и глуп, потому согласился он на хитрость Ямы да домой повернул.
Но сестра Калки — огнеокая ведьма Ями — братнего приказа ослушалась и в Авекше осталась, проследить хотела, чтобы Яма уговор исполнил. А как разгадала хитрость его, околдовала Дхармараджу и заставила взамен силы огненной, у глупца Калки отобранной, силу водную ей отдать, которой Яму сама Сарасвати наградила. Поддался Яма чарам ее, отдал силу свою, да только прознали о том воины векшские и решили ведьму убить. Вступился за ведьму зачарованный Яма да погиб, и из рук его мертвых сила огненная выпала. А Ями тело мертвое подхватила да в реку белую вместе с ним сбежала. Как ни пытались догнать ее векши — все равно не смогли, ведьма же тем временем силой Ямы воспользовалась да Врата запечатала. И хоть имелась у векш сила огненная, не могли той воспользоваться, чтобы Врата открыть, обидчикам отомстить да душу Брамы домой возвратить. Долго бились они о Врата, да лишь мелкие трещины пробить смогли, сквозь которую не провести войска.
С тоской взирала Сарасвати на тщетные попытки народа своего, да лишившись тела, ничем не могла им помочь. Лишь горькие слезы копила внутри себя, чтобы однажды обрушить их на реку белую, что Браму похитить посмела. И чем больше успокаивалась Сарасвати, тем медленнее текли воды зеленой реки, не касаясь почти волшебного лотоса. И знали векши, что как только лотос остановится, очнется от сна магического Мьялиг и спросит за отца и Браму, ее благословившего, а узнав об их участи, придумает как Врата открыть да краснокожий народ в белой реке живущий одолеть.
Да только все качается лотос волшебный, все дремлет подросшая Мьялиг на его ложе, да снятся ей сны золотые, и пар тех снов исцеляет тьму от пролитых Сарасвати слез.
Глава 25. Рука бога
Творцы не просто так отрастили себе крылья в третью войну двух рек. Если химеры сражались с векшами на равных, присвоившие себе силу умирающего Калки благословения реки не удостоились и не могли позволить огню в них разгореться во всю мощь. Противник же притащил из-за Врат не только странных псов, распознающих засады и другие ловушки, но еще и тени, жуткие тени, не всегда убивающие тело, зато всегда разум. Проще всего тень было уничтожить сверху, и те творцы, кто не сумел отрастить крылья и научиться летать, погибали первыми. После закрытия Врат наступил долгожданный мир, и для выживания крылья уже не требовались, но они все равно ценилось в сообществе. Они стали мирным демонстрацией силы творца, и с их помощью он как будто бы возвышался над остальными.
История с гончими смерти показала Яну, что крылья — это далеко не роскошь и даже не средство передвижения, а в первую очередь жизненная необходимость. И теперь каждый день несмотря ни на что он под чутким руководством демона Максвелла расправлял за спиной белоснежные в алых рунах крылья и взлетал вверх над копящим силы Внешним Рубежом. Управлять ими оказалось легко, куда сложнее было удержать равновесие вверху, уговаривая живущий в нем с детства страх, что Ян контролирует ситуацию. И никто внизу не знал, каких усилий ему стоило держать себя в руках.
Но для тех, кто оставался внизу, было не до него. Неделя и без того выдалась сумасшедшей, и сумасшествие это не всегда оказывалось полезным, вроде заградительных костров Яна. Взять хотя бы рухнувшую Башню творцов — нерушимый бастион, который даже осквернение почти не задело — оно коснулось лишь кабинета Дэна. Цепь из охранных и маскирующих амулетов покрывала всю Башню снаружи и еще тянулась внутри, укрепляя швы и несущие конструкции от любых неожиданностей, какие могли возникнуть из-за вспыльчивых магов. Амулеты цепи заряжали сильнейшие из творцов, в том числе и Лин Вей, еще до создания системы Рубежей. Но и возможность подзарядки тоже подразумевалась, и роль живых батареек исполняли посетители Башни, пользующиеся лифтами, библиотекой или хранилищами, а особенно — тренировочными залами, с удовольствием поглощающими огонь новичков. Конечно, любой амулет цепи легко мог выпить кто угодно, но чтобы все сразу! Тут даже Ян бы лопнул от переизбытка энергии! Да и кто бы не?..